Дорожка раздваивалась, и вновь Свету повернули на нужный путь без слов, и вновь грубо, до треска в кости. Близнецы делали всё, чтобы Света возненавидела их с первых секунд общения, чтобы страстно желала повидаться с благожелательным Нейманом.

Когда близнец-1 распустил руки в третий раз, она представила, как серебряная молния срывается с её мизинца, увеличивается в полёте, как захлёстывается на необъятной шее, как багровеет лицо и вылезают из орбит поросячьи глазки.

Видение было настолько ярким, что Света даже выставила мизинец в сторону обидчика, но кольцо, ни разу себя сегодня не проявлявшее, не отреагировало и на этот жест.

Зато отреагировал близнец:

— Ты колечко-то лучше прямо щас сними и отдай. И вон то отдай.

Его однояйцовый родственник соизволил пояснить:

— Потому как тут людям всяко живется. Кому-то плохо, а кому-то ещё хуже. Просекла? Ты ж не хочешь хуже?

В разговор вступил третий голос, и Света, испепелявшая в тот миг санитара гневным взором, вздрогнула, едва его услышав:

— Рад приветствовать вас, госпожа.

Впереди стоял знакомый незнакомец — человек, вручивший ей серебряную змейку. Давным-давно вручивший, целую вечность назад. Не было его — и появился. А неподалёку маячила фигура старого.

Света остановилась. Слонопотамы тоже застыли, переминаясь с лапы на лапу.

— Вы что здесь делаете? — строго спросил у них человек.

— Мы-ы-ы… — сказал близнец-1.

— Это… — сказал близнец-2.

— Вы шли… Куда же вы шли-то?.. — Псих почесал в затылке и придумал здоровякам работу на ближайшее время: — Вы шли в бельевую, за бельём для третьего блока.

— Мы шли, — согласился близнец-1.

— За бельём, — не стала спорить его копия.

— Ну так идите, чего застыли? Бездельники!

Близнецы синхронно развернулись, словно выполняя команду «Кру-у-у-гом!», и потопали обратно. За бельём.

А псих с улыбкой посмотрел на молодую женщину:

— Пойдёмте, госпожа, нам необходимо о многом поговорить, а времени осталось мало.

Да, поговорить им было необходимо.

— Вы здесь работаете? — спросила Света первым делом.

Она хотела определиться с собственным статусом. Кто она: больная, ускользнувшая из-под конвоя санитаров, или…

— Я здесь живу, госпожа, и работаю тоже здесь.

— Как вас зовут?

Манера общения незнакомца напоминала речи встреченного в подземелье масана, и Света заподозрила, что псих тоже не назовёт имя, сославшись на какие-то веские причины.

Не угадала.

— Меня зовут Питер. Правда, не все… Хотите воды?

Псих протянул Свете пластиковую бутылочку, и та сделала несколько жадных глотков.

— Однако не стоит беседовать здесь, госпожа. Скромная обитель совсем рядом, надеюсь, вы не откажетесь воспользоваться моим гостеприимством?

Сойдя с дорожки, они пошли напрямик, через небольшую рощицу. Света взглянула через плечо — старый был неподалёку и двигался в том же направлении.

— Скажите, он всегда рядом с вами?

— Всегда… Дело в том, что мы в некотором роде близнецы.

— Вы слегка не похожи… — сказала Света, ни на секунду не поверив.

— И тем не менее… Мы, по сути, именно сиамские близнецы. Но не физические… если вы понимаете, о чём я.

— Не понимаю.

— Оно и к лучшему.

«Ну и день выдался, близнец на близнеце сидит, близнецом погоняет…

Но один из близняшек, есть такое подозрение, здесь не работает… Он здесь лечится…»

Выследить «корову» оказалось легче лёгкого.

Стойло у неё было в таунхаусе на Кузьминском шоссе, в семи минутах езды от Аграрного университета, где корова зарабатывала себе на комбикорм. По прямой, один поворот, снова по прямой — приехали. Ребёнок бы справился.

Сложилось всё как нельзя лучше: в апартаменты отдельный вход с улицы, не придётся рыскать, отыскивая нужную квартиру.

Припарковавшись поодаль, Мишель разглядывала таунхаус и размышляла о чуть осложнившемся плане действий. Она не имела понятия, поджидал ли Лео корову в стойле или заявится позднее. Стоило бы, конечно, выждать, последить, но Мишель хотелось действовать немедленно. Решила: пойдёт и позвонит в дверь. Если откроет кобель, модус операнди понятен. Но если откроет корова… Тут не надо пороть горячку, надо выяснить, одна ли она дома, и если одна, извиниться и удалиться. Иностранка ошиблась адресом, обычное дело.

Мишель рассуждала логично, но сомневалась, что удержится, когда увидит довольную рожу коровы и её колыхающееся вымя… Может и не выдержать, врезать с порога.

Она позвонила, дверь открыли после долгой-долгой паузы, и всё сразу пошло не так. Лицо русской не выглядело ни довольным, ни даже нейтральным: красные припухшие глаза, влажные губы и нос, платок в руке — полное впечатление, что она только что горько рыдала, затем наспех вытерла слёзы и пошла открывать.

Мишель не успела ни ударить, ни приступить к разведке. Корова промычала что-то непонятное сдавленным голосом и убежала. Мишель, чуть помедлив, двинулась следом.

На первом ярусе располагались кухня, гостиная и санузел. В кухне — никого, из санузла доносятся рыдания. На низеньком столике гостиной горделиво возвышается нарядная бутылка водки, явно подарочная и явно только что открытая: колпачок отвинчен и лежит рядом с пустым стаканом, на донышке которого видны несколько капель. А с другой стороны стакана валяются две вырванные из блокнота страницы, две записки: одна гладкая, вторая — мятая, скомканная и затем расправленная.

И до Мишель начало доходить…

…Сорок минут спустя водка в бутылке болталась у самого донышка, а женщины сидели на диване и оживлённо беседовали, несмотря на то что одна не владела русским, вторая — французским, а английский же у обеих был на троечку. Но понимали одна другую они с полуслова.

— Ты очень красивая, Мари, настоящая русская красавица, — говорила Мишель. — Как он мог тебя бросить?! И как он мог бросить меня?!

— И ты красавица… — Всхлип. — Настоящая… — Всхлип. — Очень милая… А он урод, слепой урод…

Подарочная бутылка иссякла, но тут же на столе появилась другая, с мартини, после водки, конечно, не совсем то, но какой задушевный разговор возможен без налитого бокала?

Дзинькнул ноутбук Марии, извещая о поступившем письме, — не первый раз уже дзинькал, но собеседницы не обращали внимания, увлечённые разговором, а тут «русскую красавицу Мари» осенило:

— Давай напишем ему письмо?

— Электронное?

— Матерное.

— А это мысль!

Мария перенесла ноутбук за столик, открыла и недоумённо уставилась на экран.

— Э-э…

Мишель заглянула через плечо новообретённой подруги без всякого любопытства, всё равно ничего не понять в кириллических закорючках… Но, к удивлению своему, поняла. Всё поняла.

Три письма, вернее, три копии одного и того же письма, поступившие с десятиминутными интервалами, были озаглавлены одинаково: Pour Michelle Leroux.

Или, переведя на кириллические закорючки: «Для Мишель Леру».

— Почему вы называете меня «госпожа»? — спросила Света, с любопытством оглядываясь вокруг.

Помещение было невелико по размеру, ничем не напоминало палату психиатрического отделения и, похоже, предназначалось лишь для работы: нет ни кровати, ни дивана, ни иного предмета меблировки, на который можно прилечь. Зато есть два рабочих стола. Тот, что поменьше, буквально утонул в рукописях — увязанных в пачки и рассыпающихся отдельными листами, — настолько тонул, что старомодная пишущая машинка едва виднелась сквозь бумажные барханы.

А на большем столе поблескивала металлом любопытная конструкция.

— Я называю вас так согласно… Нет! Не трогайте!!

Света отдёрнула руку и недоумённо посмотрела на Питера: столь сильное проявление эмоций он позволил себе впервые.

— Что это?

— Да как вам сказать…

На столе стояла большая игрушка, которую Света не раз видела в офисах и дома у знакомых. Как та называется, запамятовала, а может, и не знала никогда, но суть проста: стоит на подставке маятник со вложенным в него гироскопом, маятник качается, гироскоп вращается, подшипники хорошие, сила трения минимальная, и приведённое в движение устройство качается-вращается очень долго, в безуспешной попытке изобразить вечный двигатель… Да, кажется, именно «вечными двигателями» как раз они и называются.